Я смотрю в окно, находящее справа от моего стола. Яркое солнце своими лучами буквально пронзает снег, который заставляет прохожих и меня щуриться.
Мой кабинет находится на втором этаже здания полиции. Напротив расположен супермаркет, зеркальные стены которого вбирают в себя этот мощный свет и резким потоком забрасывают его отражение ко мне на лакированный стол и монитор ноутбука.
Я резко встаю со стула и задергиваю жалюзи на окне. Становится немного легче, но только чуть-чуть. Через пару минут ко мне на допрос приведут задержанного мужчину. Он незаконно проник в чужое жилище и под угрозой убийства открыто похитил у пожилой пенсионерки все её сбережения. Его нашли по горячим следам.
История банальная, если бы… этот человек не был моим одноклассником и первой взаимной любовью.
Нам обоим уже по сорок лет, я меня муж и дети. Казалось бы, глупо переживать. И только прочитав паспортные данные преступника, я поняла, что старые чувства слоем воспоминаний остаются на подсознательном уровне.
Невозможно относиться к человеку с полным равнодушием, помня вкус первого поцелуя, короткие свидания и горечь разлуки.
Я уже три года работаю старшим следователем следственного отдела полиции небольшого северного города. Это моя родина.
Здесь я ходила в школу, тут окончила юридический университет и пришла работать участковым.
Большая часть моих одноклассников разлетелась по стране и загранице. Лишь единицы остались здесь. Мы ежегодно видимся на встрече выпускников, но о Евгении, которого я ждала на допрос, я не слышала со времен нашего расставания, после окончания одиннадцатого класса. Тогда мы рассорились из-за того, что он поступал учиться в Москву, у него там жили родственники, были связи.
Мои родители работали на местном заводе, их зарплат хватало на мое обучение в местном университете.
Мы не были с ним близки. Наши отношения продлились всего полгода, но они были настолько настоящими, светлыми, искренними. Через пару недель из Москвы я получила от него письмо, написала ему в ответ, и на этом наша переписка закончилась.
Наверное, мы осознали, что теперь у каждого из нас началась новая, никак не взаимосвязанная с прошлым, насыщенная жизнь.
И вот, спустя двадцать три года, я вновь увижу его, да еще при таких серьезных обстоятельствах …
Издалека послышались шаги людей. После стука в дверь, ко мне в кабинет заходят трое полицейских. Я узнаю Евгения. Он несильно изменился. Высокого роста, со светло-русыми волосами без седины, спортивная фигура. Только немного постарел, лет на двадцать …
Мы сидим напротив друг друга. Больше никого в кабинете нет. Женя смотрит в пол и нервно щелкает костяшками пальцев. В школе перед экзаменами он также хрустел, привычка не исчезла.
«Ну, привет, Жень», — говорю я.
«Разве мы знакомы?» — поднимая на меня глаза, спрашивает он.
«А ты не помнишь? Правда в школе я не была блондинкой и не стриглась так коротко», — слегка намекаю я.
«Лена Старикова! Неужели?» — после десятисекундной паузы восклицает Евгений.
«Уже давно не Старикова! — парирую я. — «А ты как докатился до жизни такой? Сто лет о тебе не было вестей, а тут объявился ненадолго, да еще в роли преступника!»
Мы болтаем целый час. Я забыла уже о допросе.
Евгений рассказал, как на втором курсе бросил институт и занялся торговлей, быстро прогорел на махинациях, неоднократно привлекался за мошенничество.
Через десять лет он, наконец, «успокоился», устроился рабочим на небольшой завод в Московской области, женился, обзавелся двумя детьми. Лет шесть назад он попал под сокращения, начал пить. Жена долго терпела и, в конце концов, выгнала его из дома.
Он месяц жил у собутыльника, пока ему не пришло известие о смерти матери. Отец умер еще до брака Евгения. Он незамедлительно выехал на похороны, запустил квартирантов в материн дом и вернулся в Подмосковье, где снял комнату в общежитие и так жил полгода, подрабатывая на местном рынке.
Через шесть месяцев он поехал в родной город вступать в наследство. Каково же было его изумление, когда он узнал, что мама после смерти отца, оказывается, составила завещание, в котором оставляла все имущество и сбережения своей двоюродной сестре.
И тут Евгений вспомнил, ка не раз мать ему угрожала, что составит завещание не в его пользу. Обладая деспотичным характером, она так и не простила ему брошенный институт. Евгений не оправдал ее ожиданий. Мать обошлась с ним как никто жестоко.
«Знаешь, Лен, кто эта старушка, которую я пытался якобы ограбить? – спрашивает меня Евгений.
– Та самая двоюродная сестра моей матери. Сколько я вел с ней переговоров по поводу того, что мать поступила безрассудно со мной, просил вернуть мне всё обратно, поступить по совести. Но тетка ни в какую не хотела идти мне навстречу. Такая же, как покойная мамаша. Я лишь хотел забрать свои деньги …»
«Теперь мне ясны твои мотивы, Жень, — говорю я, – но ты преступил закон. Но для суда это не смягчающие обстоятельства. Дом и деньги официально принадлежат твоей тетушки.
А ты грабитель, напавший на бедную старушку. Судья разбирает дело в рамках закона, а не совести. Мне очень жаль. Могу лишь помочь с хорошим адвокатом».
— Ты почти Раскольников, печально пошутила я…
«Лен, я вот часто думал, — голос Евгения дрожит, — если бы мы сохранили наши отношения, я бы поступил здесь в институт, у меня сложилось бы всё благополучно?»
«Не знаю, Жень, не знаю, — проговорила я задумчиво, вертя в пальцах ручку — может быть, тогда я была бы несчастна?»
